Жар-птица

Весьма непростая биография поэта, прозаика Асадова Эдуарда Аркадьевича.

Родился 7 сентября 1923 года в г.Мары (Туркмениcтан). Учился в школах Свердлова и Москвы.

Ушёл на фронт со школьной скамьи, добровольцем.
Вот как он сам пишет об этом:

«Выпускной бал в нашей 38-й московской школе состоялся 14 июня 1941 года. И хотя одеты мы были проще, чем скажем, выпускники теперешних послевоенных лет (материальные возможности у наших родителей были скромнее), но одевались и наглаживались мы всё-таки на славу и веселились никак не меньше, а может быть, и ещё горячей.
В актовом зале сияли все плафоны и люстры, без устали трудилась старенькая школьная радиола, кружились бесконечные пары, а над головами, через усилитель, словно бы импонируя нашему настроению, катился по лестницам и коридорам голос Вадима Козина:

   Давай пожмём друг другу руки –
   И в дальний путь на долгие года!...

Мы танцевали, острили, пожимали друг другу ладони и никак не знали, что со многими расстаёмся не на месяц, не на год и не на «долгие года», а до конца своих дней, навсегда…

  22 июня 1941 года над Москвой стоял солнечный, яркий рассвет. Я возвращался из Подмосковья, где с субботы на воскресенье на станции Лосиноостровская ночевал у тётки. В вагоне электрички было шумно и весело. Как-никак впереди целый воскрессный и очень хороший солнечный день! Люди громко переговаривались, шелестели заиндевевшими бумажками от эскимо, перелистывали свежие газеты и журналы.
Приехали на Ярославский вокзал. Двери вагонов раскрылись, и тут, словно тревожный ветер пробежал по сердцам. Оживление пошло вниз.

Перед репродуктором плотная толпа молчаливых людей. На одних лицах – растерянность, на других – напряжение и суровость. Неторопливый, но взволнованный голос Молотова сообщает о нападении гитлеровской Германии на нашу страну…

Дома у меня лежало заявление в институт. И даже не одно, а целых два заявления.
    Дело в том, что с раннего детства тянули меня к себе почти с одинаковой силой два прекрасных и удивительных мира, имя которым: «Литература» и «Театр». С восьми лет писал я стихи и с этого же возраста самозабвенно занимался в драматических кружках и кружках художественного слова. Чего во мне больше? Кто я всё-таки по призванию: поэт или театральный режиссёр? Этого я до последней минуты так решить и не мог. А точнее, не успел. Все дальнейшее помогла определить сама жизнь. Началась война, и решать теперь уже надо было совсем иные проблемы. Над страной полетел призыв: «Комсомольцы - на фронт!» И я порвал оба мои заявления. Сел и написал третье. На этот раз в райком комсомола с просьбой отправить меня добровольцем на фронт. Мне было тогда семнадцать лет.

…Вечером я пришёл в райком, а утром мама провожала меня с небольшим рюкзачком на плечах к райкомовскому грузовику, где меня ожидала группа таких же безусых добровольцев, полных решимости сражаться с врагом до конца. Мама несла в руке букетик гвоздик. Но так и забыла в волнении, прощаясь, протянуть их мне. И до сих пор, как тогда из машины, вижу её одинокую, чуть ссутулившуюся от горя фигурку на углу Кропоткинской улицы возле Дома учёных с забытым букетом в руке…

...  Вот так рассказывает об этих мгновениях своей жизни сам Эдуард Асадов.
Шли бои…
В 1944 году Эдуард Асадов был тяжело ранен под Севастополем.
Он рассказывает:

«…утром 4 мая 1944 года я был ранен.
    …Что было потом? А потом был госпиталь и двадцать шесть суток борьбы между жизнью и смертью. «Быть или не быть?» - в самом буквальном смысле этого слова. Когда сознание приходило – диктовал по два-три слова открытку маме, стараясь избежать тревожных слов. Когда уходило сознание, бредил.
    Было плохо, но молодость и жизнь всё-таки победили. Впрочем, госпиталь был у меня не один, а целая обойма. Из Мамашаев меня перевезли в Саки, затем в Симферополь, потом в Кисловодск в госпиталь имени Десятилетия Октября (теперь там санаторий), ну а оттуда – в Москву. Переезды, скальпели хирургов, перевязки.

И вот самое трудное – приговор врачей: «Впереди будет всё. Всё, кроме света».
Это-то мне предстояло принять, выдержать и осмыслить, уже самому решать вопрос: «Быть или не быть?» А после многих  бессонных ночей, взвесив всё и ответив: «Да!» - поставить перед собой самую большую и самую важную для себя цель и идти к ней, уже не сдаваясь.

  Я вновь стал писать стихи. Писал и ночью и днём, и до и после операции, писал настойчиво и упорно. Понимал, что ещё не то и не так, но снова искал и снова работал. Однако какой бы ни была твёрдой воля у человека, с каким бы упорством ни шёл он к поставленной цели и сколько бы труда ни вложил в своё дело, подлинный успех ему ещё не гарантирован. В поэзии, как и во всяком творчестве, нужны способности, талант, призвание. Самому же оценить достоинство своих стихов трудно, ведь пристрастнее всего относишься именно к себе.

Моих стихов не читал ещё ни один профессиональный писатель. Надо не ошибиться и послать тому, в чьё слово веришь. Больше всего боялся, что ответят снисходительно, как-никак автору работать трудно… А мне нужен был прямой и ясный ответ, без малейшей скидки. И вот я решил: пошлю Корнею Чуковскому. Ещё до госпиталя, однажды в библиотеке, прочёл его статью о переводах Шекспира Анной Радловой. Статья была настолько умной, едкой и беспощадной, что от бедной переводчицы, я думаю, остались лишь туфли да причёска.

  Итак, это не только автор весёлых детских книжек, но и жёсткий и зубастый критик. Вот  это мне и было нужно. Послал тетрадь стихов Корнею Ивановичу. Жду. Проходит несколько дней, и вдруг… Ответ!

«Дорогой Эдуард Аркадьевич! (Это я-то Эдуард Аркадьевич, в мои двадцать лет!)
    …От души благодарю Вас за письмо и за доверие. Однако же сразу должен предупредить, что, оценивая стихи, не кривлю душой и не стараюсь «подсластить пилюлю», как бы ни была она горька. Тем более с Вами. Тут я считал бы это кощунственным».

Ну а дальше, после такого «предупредительного грома» блеснула и молния. От посланных мною стихов остались, пожалуй, только моя фамилия и даты. Всё же остальное было разбито, разгрохано и превращено в пыль и прах. И сил на это было потрачено немало, так как почти каждая строка была снабжена пространными комментариями.
    Самым же неожиданным был вывод:

«…Однако, несмотря на всё сказанное выше, с полной ответственностью могу сказать, что Вы – истинный поэт. Ибо у Вас есть то подлинное поэтическое дыхание, которое присуще только поэту! Желаю успехов. К.Чуковский».

Думаю, что слова эти сделали для меня больше, чем многие лекарства и витамины. Я и сейчас благодарен весёлому и колючему старику за эти искренние и светлые слова.

Никогда не забуду этого 1 мая 1948 года. И того, каким счастливым я был, когда держал купленный возле Дома учёных номер «Огонька», в котором были напечатаны мои стихи. Вот именно, мои стихи, а не чьи – то другие! Мимо меня с песнями шли праздничные демонстранты, а я был, наверное, праздничнее всех в Москве!»

В 1951г. Эдуард Асадов окончил с отличием Литературный институт.
Почётный гражданин города-героя Севастополя.
Герой Советского Союза.
Жил и работал в Москве. Является автором 47 книг.

Он писал о себе:
        «…Случались взлёты и неудачи, победы и огорчения. Но сдаваться – не сдавался никогда ни в творчестве, ни в учёбе…»

Он встречался с читателями Москвы, Ленинграда, Киева, Баку, Тбилиси, Еревана, Ташкента, Минска, Новосибирска, Свердловска, Омска, Одессы и десятков городов, больших и малых…

Эдуард Асадов выбрал нелёгкий путь – стал поэтом.

Лучше всего об авторе говорят его стихи:

«…Немало знавал я и стуж, и огня,
    Исполнен доверья и недоверья.
    И всё же всю жизнь поражали меня
    Люди с двойной бухгалтерией…»

А как он говорит о матери!...

«…Что в сердце нашем самое святое?
    Навряд ли надо думать и гадать
    Есть в мире слово самое простое
    И самое возвышенное – Мать!...»

А о дружбе! О любви!
Не зря у каждой молодой девушки 70-80-х годов в дневнике обязательно были стихи Эдуарда Асадова! Их читали наизусть, их знал каждый…

Сегодня и вы, будущее поколение, можете прочесть их на сайте «Жар-птица».
        Приятного прочтения!

С уважением, выполнил вашу просьбу,
Кот.

Эдуард Асадов "Мои произведения"