Жар-птица

Я сын крестьянина.

Родился в 1895 году 21 сентября в Рязанской губернии.

Рязанского уезда. Кузьминской волости.
С двух лет, по бедности отца и многочисленности семейства, был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти всё моё детство.

Дядья мои были ребята озорные и отчаянные.

Трёх с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп.

Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку.

Потом меня учили плавать.

Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня бельё и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он всё кричал:

"Эх, стерва! Ну куда ты годишься?"

"Стерва" у него было слово ласкательное.

После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавая по озёрам за подстреленными утками.

Очень хорошо я был выучен лазить по деревьям. Из мальчишек со мной никто не мог тягаться. Многим, кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнёзда с берёз, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нёс на косьбу деду.

Среди мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах.

За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке:

"Ты у меня, дура, его не трожь. Он так будет крепче".

Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности её не было границ.

По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало.

Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.

По воскресеньям меня всегда посылали к обедне и, чтобы проверить, что я был за обедней, давали 4 копейки.

Две копейки за просфору и две за выемку частей священнику.

Я покупал просфору и вместо священника делал на ней перочинным ножом три знака, а на Другие две копейки шел на кладбище играть с ребятами в свинчатку.

Так протекало моё детство.

Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя, и потому отдали в закрытую церковно-учительскую школу, окончив которую, шестнадцати лет, я должен был поступить в Московский учительский институт.

К счастью, этого не случилось.

Методика и дидактика мне настолько осточертели, что я и слушать не захотел.

Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16-17 годам.

Некоторые стихи этих лет помещены в "Радунице".

Восемнадцати лет я был удивлён, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и неожиданно грянул в Петербург.

Там меня приняли весьма радушно.

Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий.

Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта.

Городецкий меня свёл с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова.

С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба, которая продолжается и посейчас несмотря на то, что мы шесть лет друг друга не видели.
Живёт он сейчас в Вытегре, пишет мне, что ест хлеб с мякиной, запивая пустым кипятком и моля бога о непостыдной смерти.

За годы войны и революции судьба меня толкала из стороны в сторону.

Россию я исколесил вдоль и поперёк,

от Северного Ледовитого океана до Чёрного и Каспийского моря,

от Запада до Китая, Персии и Индии.

Самое лучшее время в моей жизни считаю

1919 год.

Тогда мы зиму прожили в 5 градусах комнатного холода. Дров у нас не было ни полена.

В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее.

Любимый мой писатель — Гоголь.

Книги моих стихов: "Радуница", "Голубень", "Преображение", "Сельский часослов", "Трерядница", "Исповедь хулигана" и "Пугачев".

Сейчас работаю над большой вещью под названием "Страна негодяев".

В России, когда там не было бумаги, я печатал свои стихи вместе с Кусиковым и Мариенгофом на стенах Страстного монастыря или читал просто где-нибудь на бульваре.

Самые лучшие поклонники нашей поэзии проститутки и бандиты.

С ними мы все в большой дружбе.

Коммунисты нас не любят по недоразумению.

За сим всем читателям моим нижайший привет и маленькое внимание к вывеске:

"Просят не стрелять!"

14 мая 1922г.

Дальше