КАВКАЗЕЦ
Во-первых,
что такое именно кавказец и какие бывают кавказцы?
Кавказец есть существо полурусское, полуазиатское;
наклонность к обычаям восточным берет над ним перевес, но он стыдится ее при посторонних, то есть при заезжих из России.
Ему большею частью от 30 до 45 лет; лицо у него загорелое и немного рябоватое;
если он не штабс-капитан, то уж верно майор.
Настоящих кавказцев вы находите на Линии;
за горами, в Грузии, они имеют другой оттенок;
статские кавказцы редки:
они большею частию неловкое подражание, и если вы между ними встретите настоящего,
то разве только между полковых медиков.
Настоящий кавказец человек удивительный, достойный всякого уважения и участия.
До 18 лет он воспитывался в кадетском корпусе и вышел оттуда отличным офицером;
он поти-хоньку в классах читал Кавказского Пленника и воспламенился страстью к Кавказу.
Он с 10 товарищами был отправлен туда на казенный счет с большими надеждами и маленьким чемо-даном.
Он еще в Петербурге сшил себе ахалук, достал мохнатую шапку и черкесскую плеть на ямщика. Приехав в Ставрополь, он дорого заплатил за дрянной кинжал, и первые дни, пока не надоело, не снимал его ни днем, ни ночью.
Наконец он явился в свой полк, который расположен на зиму в какой-нибудь станице, тут влюбился, как следует,
в казачку пока до экспедиции; всё прекрасно! сколько поэзии!
Вот пошли в экспедицию; наш юноша кидался всюду, где только провизжала одна пуля.
Он думает поймать руками десятка два горцев, ему снятся страшные битвы, реки крови и генеральские эполеты.
Он во сне совершает рыцарские подвиги — мечта, вздор, неприятеля не видать, схватки редки, и, к его великой печали, горцы не выдерживают штыков, в плен не сдаются, тела свои уносят.
Между тем жары изнуритель-ны летом, а осенью слякость и холода. Скучно! промелькнуло пять, шесть лет: всё одно и то же.
Он приобретает опытность, становится холодно храбр и смеется над новичками, которые подставляют лоб без нужды.
Между тем хотя грудь его увешана крестами, а чины нейдут.
Он стал мрачен и молчалив; сидит себе да покуривает из маленькой трубочки;
он также на свободе читает Марлинского и говорит, что очень хорошо;
в экспедицию он больше не напрашивается: старая рана болит!
Казачки его не прельщают, он одно время мечтал о пленной черкешенке, но теперь забыл и эту почти несбыточную мечту.
Зато у него явилась новая страсть, и тут-то он делается насто-ящим кавказцем.
Эта страсть родилась вот каким образом: последнее время он подружился с одним мир-ным черкесом; стал ездить к нему в аул.
Чуждый утонченностей светской и городской жиз-ни, он полюбил жизнь простую и дикую; не зная истории России и европейской политики,
он пристрастился к поэтическим преданиям народа воинственного.
Он понял вполне нравы и обычаи горцев, узнал по именам их богатырей, запомнил родословные главных семейств.
Знает, какой князь надежный и какой плут; кто с кем в дружбе и между кем и кем есть кровь.
Он легонько маракует по-татарски; у него завелась шашка, настоящая гурда, кинжал — ста-рый базалай, пистолет закубанской отделки, отличная крымская винтовка, которую он сам смазывает, лошадь — чистый шаллох и весь костюм черкесский, который надевается только в
важных случаях и сшит ему в подарок какой-нибудь дикой княгиней.
Страсть его ко всему чер-кесскому доходит до невероятия.
Он готов целый день толковать с грязным узденем о дрянной лошади и ржавой винтовке, и очень любит посвящать других в таинства азиатских обычаев.
С ним бывали разные казусы предивные, только послушайте.
Когда новичок покупает оружие или лошадь у его приятеля узденя, он только исподтишка улыбается.
О горцах он вот как отзывается:
«Хороший народ, только уж такие азиаты! Чеченцы, правда, дрянь, зато уж кабардинцы просто молодцы; ну есть и между шапсугами народ изряд-ный, только всё с кабардинцами им не равняться, ни одеться так не сумеют, ни верхом про-ехать........ хотя и чисто живут, очень чисто!»
Надо иметь предубеждение кавказца, чтобы отыскать что-нибудь чистое в черкесской сакле.
Опыт долгих походов не научил его изобретательности, свойственной вообще армейским офицерам;
он франтит своей беспечностью и привычкой переносить неудобства военной жиз-ни, он возит с собой только чайник, и редко на его бивачном огне варятся щи.
Он равно в жар и в холод носит под сюртуком ахалук на вате, и на голове баранью шапку; у него сильное пре-дубежденье против шинели в пользу бурки; бурка его тога, он в нее драпируется; дождь льет за воротник, ветер ее раздувает — ничего! бурка, прославленная Пушкиным, Марлинским и
портретом Ермолова, не сходит с его плеча, он спит на ней и покрывает ею лошадь;
он пуска-ется на разные хитрости и пронырства, чтобы достать настоящую Андийскую бурку, особенно белую с черной каймой внизу, и тогда уже смотрит на других с некоторым презрением.
По его словам, его лошадь скачет удивительно — вдаль! поэтому-то он с вами не захочет скакаться только на 15 верст.
Хотя ему порой служба очень тяжела, но он поставил себе за правило хва-лить кавказскую жизнь; он говорит кому угодно, что на Кавказе служба очень приятна.
Но годы бегут, кавказцу уже 40 лет, ему хочется домой, и если он не ранен, то поступает иногда таким образом: во-время перестрелки кладет голову за камень, а ноги выставляет на пенсион; это выражение там освящено обычаем.
Благодетельная пуля попадает в ногу, и он счастлив.
Отставка с пенсионом выходит, он покупает тележку, запрягает в нее пару верховых кляч, и помаленьку пробирается на родину, однако останавливается всегда на почтовых стан-циях, чтоб поболтать с проезжающими.
Встретив его, вы тотчас отгадаете, что он настоящий, даже в Воронежской губернии он не снимает кинжала или шашки, как они его ни беспокоят.
Станционный смотритель слушает его с уважением, и только тут отставной герой позволяет себе прихвастнуть, выдумать небылицу;
на Кавказе он скромен — но, ведь, кто ж ему в Рос-сии докажет, что лошадь не может проскакать одним духом 200 верст и что никакое ружье
не возьмет на 400 сажен в цель?
Но увы, большею частию он слагает свои косточки в земле басурманской.
Он женится редко, а если судьба и обременит его супругой, то он старается перейти в гарнизон и кончает дни свои в какой-нибудь крепости, где жена предохраняет его от гибельной для русского человека привычки.
Теперь еще два слова о других кавказцах, не настоящих.
Грузинский кавказец отличается тем от настоящего, что очень любит кахетинское и широкие шелковые шаровары.
Статский кавказец редко облачается в азиатский костюм; он кавказец более душою, чем телом: зани-мается археологическими открытиями, толкует о пользе торговли с горцами, о средствах к их покорению и образованию.
Послужив там несколько лет, он обыкновенно возвращается в Россию с чином и красным носом.
| ||
Добавить комментарий